Переписка Павла Никулина и Петра Павленского

Паша, здравствуй! Рад видеть твое письмо, хорошо, что ты написал! На процессе я видел довольно много журналистов, не знаю, кто из них был от тебя. Да, помню нашу встречу в Петербурге, ситуация вокруг уже была довольно напряженная, но разговор действительно получился. Если говорить о тюрьме, то это то же самое, что и окружающая нас повседневная действительность. Только в ней меньше лживой декоративности. Большинству людей, которые здесь находятся на эту декорацию всегда было наплевать, и поэтому власть просто не стала расходовать лишние силы (административный и материальный ресурс). Еще деталь: это царство цифр. Люди подчиняют цифрам свою идентичность. По поводу сходств и отличий смотри: как за нами следили и прослушивали, так и здесь жизнь идет под непрерывным надзором. Но как и в жизни снаружи, несложно догадаться, что оператор сидит перед экранами мониторов не постоянно, и что одновременно во все экраны он смотреть не может. То же касается и регламента, который и здесь, и там нависает тревожной тенью. Но при этом тень всегда остается тенью и реальной опасности она нигде не представляет. Вокруг как и в жизни снаружи также много правоохранителей, только большинство из них в полосатой форме (как у ОМОНа), но это опять чисто декоративное отличие. Меня здесь кормят и поят, дают спать следят за мной и моим здоровьем. В общем здесь надзор это все та же формула заботы о безопасности, что и снаружи. То, что считывается наиболее очевидно это ограничение передвижения. Пространство для тела, действительно сократилось до 10 м². Со мной живут еще два арестанта, но за счет переписки получается, что людей вокруг гораздо больше. То есть диалог с людьми у меня остался как и прежде. Что касается незначительных различий, то они внешние, как пример преимущество надзорщиков в военно-полевой форме, плюс обилие преград и решеток. Но снаружи также много решеток, только они более изощренной формы. Здесь все более геометрично и сведено к форме квадрата. Тетрадный лист в клетку содержит в себе очень много от внешней и внутренней организации тюрьмы. Ну, и конечно ассиметрия звука, здесь это полярно. Со стороны двери – шум раций, грохот телег, удары дверей и лязг ключей. Со стороны окна это природная жизнь. Так что конфликт цивилизации и природы здесь остается даже в такой эфемерной материи как шум. Про здоровье я уже ответил, т.к. при таком высоком уровне заботы, вряд ли с ним может, что-то произойти. 23 декабря должно быть очередное заседание, но судя по тому, что я не на этапе, то и суд снова будет отменен. Еще, неподалеку затаился стационар с психиатрической экспертизой. Как видишь, психиатрия все же не прекращает свое преследование, как я думал после «отделения». Видимо они просто тогда затаились, чтобы выждать для захвата более выгодный момент. Но пока я остаюсь на месте, близость новогоднего отпуска видимо приводят канцелярии в ступор и бюрократические и бюрократические капканы в виде одного человека, но двух городов и непрерывного колебания между уголовщиной и психиатрией грозят коллапсом и никто не хочет влезать в административную муку накануне долгожданных праздников. Поэтому пока я думаю, что перемещать меня начнут после 10-го января. Жене Вани Асташина, и конечно ему самому (если есть с ним какая-то связь) передавай массу теплых слов. Но вообще, сложно было бы говоря о Лубянке, не сказать об АБТО и Асташине. Я рад, что напоминание того, что и так известно всем, все же имеет значение.

На этом все.

Остаемся на связи,

Петр

Петр Павленский (21.12.2015)