Переписка Максима Иванкина и Михаила Ломоносова

Здравствуй, Максим! Получил вчера твое письмо, очень теплое по настроению. И это, думаю, главное, сохранять человеческое в себе в любых обстоятельствах. Ты пишешь, что тебе нужна моя помощь в плане творчества, но я слабо пока представляю, что именно могу подсказать.  Если ты  про источник вдохновения, то тут у меня нет какого-то однозначного простого ответа. В последнее время пишу о себе, в основном, вдохновляясь некоторой музыкой, например, Дельфином, если ты слышал о таком. То есть, на мелодию пишу свои строки.  У меня есть и другие стишки, на гражданскую, философскую тематику, любовная лирика (но давно уже не пишу об этом, ибо нет повода, что ли, когда была очень короткая первая любовь и  после – писал). Мне тогда было 19. Сейчас она замужем за моим бывшим другом (но не поэтому ставшего бывшим). В прозе  я писал и автобиографические повести, и детективы, и полумистические вещи, когда я пытался избавиться от навязчивых мыслей о смерти. Я думал, что из прозы стоит прислать, чтобы ты мог узнать обо мне больше, и остановился на одной повести, я отправлю ее отдельными письмами, писал почти год – с перерывом, про себя. Меня заинтересовала твоя идея насчет поэмы, о чем ты хочешь написать? Историю последних 20 лет я помню наверно лучше всего остального, уже сейчас есть выпуски передачи Леонида Парфенова «Намедни» о 2000-х, документальных цикл, где он рассказывает о людях, событиях и явлениях каждого года, так или иначе изменивших образ жизни, характеризующих время. У него еще раньше вышли серии про 1946-60 и 1961-2003 гг.  Парфенов одна из живых легенд журналистики 90-х, как и Александр Невзоров с его «600 секундами» когда-то. Как твое здоровье? Время сейчас напряженное, из –за вируса. Кастанеду не читал, теперь буду  :) Названные тобой повести Пелевина мне тоже нравятся больше других, еще «Иван Кублаханов» из того же сборника и «Проблемы верволка в средней полосе».  Ты читал рассказы Варлама Шаламова? Мне кажется, они могут оказаться полезными. 
Спасибо тебе за теплые пожелания, благополучия и терпения твоим близким, не унывай! Как пел Юрий Шевчук когда-то, ты не один! Рад знакомству, стишки отправлю в следующем письме.
С уважением , Михаил. 14.04.20г.

Это мое второе письмо тебе, Максим, как и обещал. Коротенькие стишки - пишу в строчку, так компактней. 
Воскресное
По ночам, умирая в постели, мы, воскреснув, наутро встаем.
И вот так, от недели к неделе, мы своею дорогой идем.
Кто за чем, но в итоге - за счастьем каждый держит нелегкий маршрут, продираясь сквозь жизни ненастье и себя отдавая под кнут. Я пройду по нехоженым тропам то аллеей, то садом чудес.
Прокачусь по судьбе автостопом, уходя в свой загадочный лес.

Юбилейное
Моя двадцать пятая осень тиха, словно ночь в Украине, изрезана лентами просек и видит себя на чужбине,  где ей уготована пропасть из белых метафор - сугробов. Но сколько в тетрадях не ройся, отыщешь знакомую робу. В немудром молчании ветра и шелесте робком березок получишь больные ответы, под гулкие возгласы розог. И, если найдется подруга суровых и сдержанных суток, начните слоняться по кругу, среди обезличенных шуток.

***
Скользит лицо, знакомое до боли, по неостывшей кромке площадей. Я сам себе придумываю роли, лишь подгоняя бедных лошадей. Лечу галоп, обманывая время, к пустому чаю сумрачного дня. Страшусь тебя, непоротое племя, и радуюсь, застенчиво любя. Разбита жизнь на мелкие осколки, темнеет кровь на молодом снегу. Порой она подобна барахолке, куда приходим в суетном бреду.

14.04.20.

Третье мое письмо к тебе, Максим, с обещанной повестью.
Называется "Бег по кругу". Сентябрь 2018- Август 2019. Разбил по частям. Часть 1. 

До отправления автобуса оставалось полчаса, и я решил забежать в привокзальную закусочную. Я возвращался домой после учебной практики в институте, во время которой успел воздвигнуть и похоронить свои мечты относительно личной жизни... Но ведь это было не в первый раз, и только "благодаря" мне, из-за моего страха перед переменами в жизни.
Я уже знал примерно, что меня ожидает дома, чем я буду заниматься, и эта предсказуемость угнетала меня ещё сильней.
Чтение или просиживание в интернете допоздна, поздние подъёмы и завтраки, прозябание в праздности и том, что мне самому казалось делом постыдным, отчего я скрывал это от друзей.
Вместе с тем, я мог совершенно спокойно начать вдруг заниматься каким-то творчеством, строить какие-то грандиозные планы на будущее (и которые, конечно, никогда не сбывались), встречаться с друзьями. В общем, распыляться в мелочах, заполняя ими свои будни. Но я понимал, что моим телодвижениям не хватает какой-то осмысленности. Внятного ответа на вопрос "зачем".
В какой-то момент я вдруг понял, что так стремлюсь оставить после себя какое-то творческое наследие главным образом для того, чтоб оправдать свою жизнь, дескать, жил я не бог весть как и занимался бог знает чем, зато я написал несколько приличных стихов. Ведь, всю нашу жизнь можно перевести в литературу, при желании, а поэзия, конечно, часть литературы. А с другой стороны, сейчас осознал страшную вещь: если в конце жизни ты можешь предъявить лишь пару десятков строф, пусть даже и гениальных, это говорит о том, насколько скудна была твоя жизнь, раз больше ты не можешь ничего предъявить последнему ревизору - самому себе.
Конечно, останутся воспоминания, хорошо, если хотя бы один верный друг, перечень свидетельств об этапах твоей жизни: паспорт, аттестат, диплом, трудовая книжка, медицинская карта, если повезёт, то ещё и свидетельство о заключении брака и рождении детей. Но главное, наверное, даже не это, а то, что ты сделал для других, тех, кто был рядом. Помог или прошёл мимо, соврал или поступил по совести. Да, у каждого свои слабости и недостатки, но все можно простить, если ты Человек с большой буквы, настоящий. Поэтому нужно спешить делать добро, приумножать его в этом мире.
Я посмотрел на часы - до отправки автобуса оставалось десять минут, он уже стоял на платформе, поджидая своих пассажиров, как хищник поджидает жертву. А я и чувствовал себя порой жертвой, или же стремился приписать себе этот статус, чтобы окружающие снисходительно относились к моему поведению, моим ошибкам или проступкам. Я всегда стремился снизить спрос с себя, даже фамилию хотел сменить. Ответственность мой если не главный, то один из главных страхов, это в общем-то инфантилизм, и я это сознавал. Но не всегда хотел этого, маскируя под что-то другое, более безобидное.
Стремление быть жалким каким-то чудесным и странным образом уживалось во мне с желанием возвысить себя, свои успехи и достижения, даже каким-то высокомерием или его попыткой по отношению к другим. Наверно, это объяснимо, ведь это будет естественным для человека, сознающего свою ничтожность, какую-то неполноценность, идущую рука об руку с чувством вины. Это от неуверенности, я бы даже сказал, от нелюбви к самому себе (вспоминается фильм А. Звягинцева), а она, в свою очередь, от комплексов, от чувства неловкости за то, как я выгляжу, поэтому я часто извиняюсь в общении с другими по разным поводам (а иногда и без). Ибо во мне заложено (во всяком случае, я его ощущаю) какое-то изначальное чувство той самой вины и желание извиняться за сам факт своего существования (может, это от интуитивного осознания первородного греха?). Это чувство было более всего мне знакомо, с детства.   
Сначала, когда я совсем крохой наблюдал ссоры и ругань отца с матерью, я подсознательно, что ли, чувствовал виноватым в этом себя, потом ощущал себя виноватым за то, что был полнее других в саду, когда мать долго пыталась научить меня рисовать человечка или завязывать шнурки, я чувствовал вину за то, что из-за своей тупости заставляю её сердится на меня, выходить из себя и пр.
Потом к этому добавилось или это переросло в чувство страха - получить подзатыльник за плохую оценку, сильно огорчив мать. Я ведь сознавал, что непосредственно был виноват в очередной двойке. Масла в огонь подливали насмешки над теми моментами, где я оступался, делал ошибки. В первом классе на одном из уроков математики я при всех ошибся в решении какой-то простой задачки при расчетах, или при построении самой логики, способа решения, не помню. Важно другое, то, что весь класс смеялся надо мной вместе с учительницей, которая потакала тому, что происходило.
Впоследствии я не раз сталкивался с насмешками окружающих.

Четвертое письмо к тебе, Максим. 
Бег по кругу. Часть 2. 
Все это я вспоминаю и говорю не из жалости и желания казаться жертвой, а просто как факты биографии, попытку понять и проанализировать мотивы своего поведения.
Рупор объявил о посадке, и я вскоре занял место в автобусе. В дороге я вернулся к мыслям о неуспехе в личной жизни. Я никогда не говорил на эту тему с матерью, и уж тем более с отцом, которого я вообще видел не так уж часто в своём детстве. 
С матерью, потому что я знал её позицию: сначала выучись, встань на ноги, а потом заводи девушку, отношения и пр. Она не знала, и не знает о моей первой любви, пусть и короткой. Я стеснялся рассказать ей об этом. Зато мои близкие друзья знали о многом. Парадокс: друзьям мне было проще поделиться своими переживаниями, рассказать о них, чем с матерью. У меня с ней не такие отношения, как с некоторыми друзьями. Какая-то эмоциональная холодность лежит между нами. Не ощущаю какой-то связи эмоциональной, хотя отдаю себе отчет в том, чем я ей обязан. Просто знаю, что она есть, покупает мне что-то, иногда спрашивает, как дела (по телефону), как и когда я приезжаю домой – тоже спрашивает. Но мне это в последнее время, или, скорее даже уже давно, напоминает какой-то ритуал, который необходимо соблюсти, не вдаваясь особенно в его подробности, но выполнение его продиктовано какой-то внутренней стойкой необходимостью. Почему так? Обычно наш диалог состоит из нескольких фраз, после чего каждый занимается – или продолжает заниматься – своими делами.
Я как-то с детства привык односложно, коротко отвечать на вопрос о том, как дела в школе, например – в общем-то, это было, наверно, оправданно тем, что более красноречиво за меня об этом может рассказать мой дневник. Но дело же было не в оценках, или не только в них…
 Что касается отца, то мне не хватало его поддержки, внимания к своим проблемам.. Обычно же как: мальчик спрашивает у отца, как тот познакомился с мамой, как ухаживал за ней, первым признаётся ему, что ему кто-то нравится и он хотел бы её пригласить куда-нибудь... Спрашивает, как ему лучше поступить.
В моём случае отца мне заменили близкие друзья, в разные периоды жизни выполнявшие роль такого "объективированного отца".
С ними я старался быть не просто хорошим, а полезным, как-то помочь - неважно, в чем именно. И таким образом заслужить признание себя, своих маленьких заслуг и поступков. Я никогда не был лидером в классе, коллективе, я скорее примыкал к кому-то, кого считал своим если не единомышленником, то просто эмоционально близким человеком, который мог, если что, защитить или просто был яркой активной личностью. Отец, ведь, любит ребёнка не просто за то, что он есть, и вызывает умиление, как мать, а за конкретные поступки, и эта любовь переходит в уважении и признание с его стороны, в предмет гордости. По крайней мере, я себе так это представляю. 
У меня как-то не сложилось доверительных отношений с отцом. Может быть, потому, что в моей памяти накрепко засел образ того, как он ломится к нам в дверь или угрожает матери... Негативный образ, связанный с ним. Я видел, что он ее обижал физически, она пыталась сопротивляться, но как-то неубедительно или неуспешно, и я потому приходил ей на помощь, но что я мог сделать? Конечно, все заканчивалось слезами и ссадинами, и он уходил в никуда. Но обижал ее и морально, досаждая своим поведением, уходя в загулы с друзьями, она ему все прощала, хотя и выговаривала, порой весьма эмоционально.  Поэтому, наверно, у меня не возникало даже мысли о чем-то таком серьезном с ним говорить, что для меня было важным. Стыдно сказать, но сейчас, когда он приходит иногда провожать меня на вокзал перед учебой, и мы сидим рядом в зале ожидания, или когда я был у него дома в гостях на Новый год, я не знаю, о чем с ним говорить, когда остаюсь с ним наедине. После стандартных вопросов об учёбе и глупых шуток. Его работа токаря на заводе никогда меня не интересовала по самой своей сути, ибо я далёк от всего этого.
О его похождениях пьяных с дружками? Да зачем мне это надо!.. Просто в его жизни ничего не происходит больше. Рядом с ним я чувствую себя, как с чужим человеком. Хотя в детстве, помню, любил, когда он катал меня на санках, потом учил езде на велосипеде, за это ему спасибо. Иногда мы играли в шахматы, карты, морской бой (когда он мне его купил). Когда я был в деревне, он мог приехать на велосипеде из города, навестить, и в этот же день уехать…

Пятое письмо. Бег по кругу. Часть 3.
Наконец, я приехал домой, переоделся, сходил вымыть руки с дороги и переместился к обеденному столу, на котором уже стояла тарелка с жареной картошкой, овощами и нарезанной ломтиками ветчиной.
Сегодня я понял одну простую вещь: я никогда не укоренюсь в этой жизни, буду не прибитым к тому или иному берегу, не пристроенным, ища смысл своего существования. Да, именно существования, а не жизни, т.к. мои дни настолько невзрачны порой, что язык не поворачивается называть их жизнью. Это, скорее, ее прожигание и попытки к саморазрушению (наплевательское отношение к здоровью, низкая толерантность к употреблению спиртного, соответственно).
Исполнив ритуал с матерью по выяснению того, как у меня дела, о чем писал выше, я прошел в спальню – у меня не было даже своей комнаты – и включил ноутбук. Дед с бабушкой готовились ко сну на соседней кровати. Я знал, что ночью он будет периодически звать ее по имени, иногда использовать по ее адресу нецензурные выражение, а она, просыпаясь, будет называть его «фашистом» и «кобелем». Это повторялось каждую ночь.
Впереди каникулы, хоть и не слишком длинные.  А потом – снова ранние подъемы, снова кататься туда-сюда, между городами, общага, посиделки и разговоры на прокуренной кухне с друзьями, пары в универе, а в конце недели – снова вокзал, как некое связующее звено в моей жизни, и снова, за полчаса до отправки автобуса я забегу в привокзальную закусочную… Круг замкнулся.

 

Михаил Ломоносов (14.04.2020)